Ну вот мы и добрались до «Дедова наследства». Разговор об этой песне мы начали еще в самом начале главы. Однако, сначала, как обычно, о самой песне.

В ней рассказывается, как один деревенский мужик нашел на чердаке костюм повешенного за убийства деда. Несмотря на предостережения матери, он все же померил его. Далее у него следует провал в памяти, после которого он обнаруживает, что вся деревня перебита, что мать лежит в сенях, убитая. А по его рукам стекает кровь. Поняв все, мужик разодрал костюм на части, а сам повесился. Но, мистика на этом не кончается: сразу же после акта суицида горе-убийцы, костюм вновь собирается в единое целое, и вновь залегает в сундук, как охотник в ожидании новой жертвы.

Дело в том, что эту идею подсказал мне Бегемот. Она… приснилась ему. Прикиньте, у чувака сны захватывающие! Правда, там было не совсем так, как в песне. У него во сне, кажется, за людьми гонялся какой-то костюм-убийца. Он и за ним гонялся, наверное. Вот такой вот он ранимый, наш Бегемот.

Теперь перейдем к процессу записи. Как вы помните, данную песню мы решили писать Бегемотским способом: сыграть медленно, а затем разогнать на компьютере. Что ж, первая часть плана нам вполне удалась.

Мы действительно сыграли песню, никуда не торопясь. Однако, когда Бегемот стал разгонять уже сведенную запись, оказалось, что сделать это не так просто, как сказать. Дело в том, что при задании коэффициента ускорения свыше 10%, в песне появлялись весьма заметные артефакты в виде каких-то провалов, так что звук начинал блеять, словно он катился на заднице вниз по ступенькам. Поколдовав с настройками, Бегемот так и не смог ничего добиться. Пришлось оставить максимально приемлемый по соотношению скорость/качество коэффициент. Поэтому песня получилась, мягко говоря, не слишком забойной. А если быть более, честным, то она вообще выпала из контекста альбома, который весь был (не считая медляков), довольно шустрым. «Дедово наследство» получилась такой среднетемповой, отчего выглядела как-то основательно. Вообще, должен сказать, что неожиданно для нас самих, именно эта песня стала нашей любимой, и у меня, и у Бегемота.

Зато соляк во втором куплете меня откровенно радует. Как и вся песня в целом. Рифф, правда, получился дико похож на песню Короля и Шута «Невеста палача» с альбома 2000 года «Герои и злодеи». Однако, это было сделано непреднамеренно. Просто в то время я постоянно слушал Король и Шут, так что, естественно, многие их вещи крепко сидели у меня в голове. Так оно и вышло, что сочиненный рифф оказался частично заимствованным. Подумав, мы с Бегемотом не стали его убирать. Тем более, что весь альбом делался как трибьют Королю и Шуту. А в данном случае можно и поплагиатничать.

Голос писали к этой песне самым последним. Причем, решили разложить его на две партии – черезстрочно. Получилось очень прикольно. А припев пели уже оба голоса сразу.

С записью голоса вышел забавный случай. Вообще, обычно, когда мы писали голос, дома у Бордашевичей родителей не было. В крайнем случае, была тетя Нина (мама), но она всегда была достаточно лояльна к нашему творчеству, поэтому мы не слишком стеснялись ее. А в этот раз дома оказался еще и дядя Слава, то есть отец. При нем петь в полный голос я стремался. А дело было 28 декабря. Уже мне надо было на следующий день ехать домой. А мы хотели добить альбом непременно в этом году, чтобы на нем красовалась эта цифра – 2001, первый год тысячелетия. Так что, хочешь, не хочешь, а петь было надо именно сейчас.

Бегемот нашел оригинальный выход, подсказанный ему прочитанными когда-то воспоминаниями Вячеслава Бутусова. Он, в частности, рассказывал, что для первого альбома, который писал Nautilus, он записывал вокал… под одеялом, поскольку специальной оборудованной студии, естественно, не было, а под одеялом можно было не бояться отражений звука от стен. Так вот, Бегемот предложил мне пропеть партии вокала под одеялом. В конце концов, это был не самый худший вариант (если уж Бутусов так делал, то куда уж мне-то кочевряжиться?!), по крайней мере, можно было надеяться, что мои вопли будут не слишком слышны.

Короче, я залез с тетрадкой, в которой был записан текст, и с микрофоном под одеяло, и начал петь. Как назло, у меня почему-то не выходил припев. Непонятно из-за чего, я вдруг уходил ниже и пел совсем другую вокальную линию, которая, возможно, подошла бы для бэк-вокала, но в данном случае была совершенно неуместной. Так что я раз за разом перепевал эти строчки. А еще и эти «эй! э-эй!», которые идут в проигрыше после первого куплета…